Стратегия царевича Гвидона

Г. П. Когитов-Эргосумов

Такая миролюбивая политика царя Додона, естественно, наталкивается на сопротивление соседей, которые охраняют свой отсталый и реакционный общественный строй от влияния светлых идеалов Додонова лагеря. Скептически настроенные люди нередко задают вопрос – почему, несмотря на то, что охрана государственной границы абсолютной монархии объявлена делом всенародным, враги всё же продолжают угрожать нашему отечеству? Ответ на этот вопрос несложен: во-первых, разделив 270 миллионов населения Додонова царства на 60 000 километров – длину его границ – получим 4 500 человек на километр, что при условии несения стражи в три смены составляет 1 500 человек в смену; коварный же враг может сосредоточить на одном километре фронта и 5 и 10 тысяч человек и создать таким образом временное превосходство в силах. Во-вторых, и это, пожалуй, главное, – граница, охрану которой имеет в виду упомянутый выше указ, проходит не столько на местности и даже не на географической карте, сколько в сердцах благонамеренных людей; поэтому её надо охранять в любой точке пространства и со всех сторон, чтоб не заполз внутренний супостат. Вот поэтому-то и приходится царю Додону забывать сон, трудиться до двух и даже до трёх часов ночи, а затем вставать в 12 дня (так, по крайней мере, свидетельствует маршал Г.К.Жуков [81, т. 2, с. 96]).

Оный же Жуков говорит, что такого распорядка дня придерживались и все придворные царя Додона. Во всяком случае, царевич Гвидон сам объявляет, что он “ночь всю думал до зари”. Додон даже забеспокоился при виде такого усердия, потому что он знает, как губительно действуют размышления, особенно длительные и настойчивые, на его подданных. Он всегда говорил, что его подданные не имеют надобности мыслить, поскольку он заботится об их чести и достоинстве, и всегда действовал в духе этой речи, – и вдруг объявляется человек, желающий служить ему не хребтом, а умом!

Гвидон в своей оценке стратегического положения показал себя сильным аналитиком: именно, он основал теорию защитимых границ, в силу которой всякая граница может быть защищена только в том случае, если она отнесена от своего прежнего положения на 400 километров в сторону потенциального противника. Например, граница, проходящая по реке Горынь, может быть защищена только в том случае, если её предварительно перенесли на реку Западный Буг, и потому распоряжения, которые имели целью означенное перемещение, были продиктованы вовсе но стремлением захватить местность между Горынью и Бугом, как утверждают демократические злопыхатели, а стремлением укрепить оборону границы по Горыни. Для того же, чтобы надёжно защитить границу по Западному Бугу, её нужно в свою очередь предварительно перенести на реку Эльбу, и так далее. Все подобные перемещения и исправления границ обусловлены единственно стремлением к миру, что и доказывает государственную и стратегическую мудрость Гвидона.

В свете этой теории становится очевидным, что все территориальные приобретения царя Додона продиктованы единственно стремлением укрепить мир и безопасность своих границ. Это не только я говорю; так все пишут:

“Выдвижение границ СССР на запад явилось значительным вкладом не только в дело укрепления безопасности СССР, но и в…” [1, т. 1, с. 249].

“С освобождением Бессарабии и Северной Буковины была отодвинута на запад советская граница, находившаяся до того в непосредственной близости от важнейших промышленных и сельскохозяйственных районов юго-западной части СССР” [1, т. 1, с. 282].

“Что бы было, если бы СССР не создал ‘восточного’ фронта ещё до нападения Германии – далеко на западе от старых границ СССР, если бы этот фронт проходил не по линии Выборг – Каунас – Белосток – Брест – Львов, а по старой границе Ленинград – Нарва – Минск – Киев?

Это дало бы возможность войскам Гитлера выиграть пространство на сотни километров, приблизив немецкий фронт к Ленинграду – Москве – Минску – Киеву на 200 – 300 км, серьёзно ускорило бы продвижение немцев в глубь СССР, ускорило бы падение Киева и Украины, привело бы к захвату Москвы немцами и Ленинграда соединенными силами немцев и финнов…” [84, с. 65]

Хотя и не совсем понятно, почему “Фальсификаторы истории” говорят в этом месте о Львове вместо Перемышля, о Киеве вместо Каменца-Подольского и о Минске вместо Новограда-Волынского (читая их, можно подумать, что Киев до 1939 года был пограничным городом), а также почему они называют созданную Московским договором о дружбе и государственной границе СССР и Германии от 28.09.1939 года мирную границу “восточным фронтом”, в то время как всем известно, что именно этот договор, а не какой другой “создал подлинную основу для прочного мира в Восточной Европе” [85], – так вот, хотя эти обстоятельства остаются не вполне разъяснёнными, то всё же несомненно, что границу по реке Горынь совершенно невозможно было защищать.

Единственный недостаток такой системы проистекает из фундаментального преимущества абсолютной монархии: если в первые год – два после перемещения границ новые территории могут рассматриваться как предполье, амортизатор вражеского нашествия, представляющие ценность лишь с точки зрения возможности развёртывания глубоко эшелонированной обороны, то по истечении этого срока уровень их социально-экономического развития сравнивается с исконными землями, и они из бросовой земли, предполья превращаются в важнейшие промышленные и сельскохозяйственные районы абсолютной монархии, которые жалко отдавать под удар врага и которые требуют для своей защиты нового предполья.

Предложение же Гвидона убрать рать с границы и поставить вкруг столицы настолько отдаёт мудростью, что было даже практически выполнено. В частности, Г.К.Жуков пишет, что в 1941 году

“войска противовоздушной обороны, оборонявшие Москву, Ленинград и Баку, имели в своём составе более 40 % всех зенитных артиллерийских батарей среднего калибра, в ленинградской и московской зонах ПВО было дислоцировано до 30 радиолокационных станций РУС-2” [86, с. 220].

“К 22.06.1941 г. войска приграничных военных округов в большинстве своём были рассредоточены на больших пространствах. Так, войска Прибалтийского особого военного округа война застала разбросанными на глубину до 330 км от границы, Западного особого – до 100 – 300 км, Киевского особого – до 400 – 600 км […]

Группировка советских войск накануне войны была такова, что до 2/3 сил приграничных военных округов были включены в состав армий прикрытия и сравнительно равномерно размещались вдоль всей государственной границы на глубину до 100 – 150 км. Остальные силы находились примерно в 500 км от границы” [1, т. 1, с. 472 – 473].

“Непосредственно вблизи границы, в 3 – 5 км за линией пограничных застав, располагались лишь отдельные роты и батальоны соединений [предназначенных для прикрытия границы]. Например, в полосе обороны 5-й стрелковой дивизии 11-й армии [Северо-Западного фронта] вперёд были выдвинуты лишь 3 стрелковых батальона, а главные силы дивизии стояли в лагере в 50 км от границы. Главные силы 126-й стрелковой дивизии этой же армии находились в 70 км от границы. В полосе обороны дивизии имелось также только три стрелковых батальона. Подобное положение было и в остальных войсках прикрытия. Дивизионная и корпусная артиллерия многих соединений Западного и Киевского особых военных округов в это время проводила учебно-боевые стрельбы на артиллерийских полигонах далеко от своих соединений. Зенитные части Западного особого военного округа участвовали в окружных сборах зенитчиков в районе Минска. Многие части связи были заняты на строительстве линий и узлов связи и также находились в отрыве от своих соединений” [1, т. 2, с. 9 – 10].

Это уж не один Жуков говорит, а коллектив авторов официальной истории, и не по одному частному вопросу (хотя и с ним неясно – зачем размещать зенитные батареи около Москвы, коль скоро ни один вражеский самолёт не мог долететь до неё с аэродромов мирного времени?), а по всей стратегической группировке в целом. Что же это: глупость или измена? на этот вопрос ни Жуков, ни официальная история отвечать не желают.

Впрочем, к этим выводам, опубликованным в 1960 и 1969 годах, надо относиться с осторожностью на случай возможного вранья, так как уже в 1974 году официальная история говорила:

“Для стрелковых дивизий, составлявших первый эшелон приграничных округов, устанавливался [мобилизационным планом 1941 г.] двух-шестичасовый срок выхода в районы сосредоточения” [87, т. 3, с. 435].

Но если учесть, что эта история никак не объясняет способов, какими по плану 1941 г. крупные воинские части собирались совершить стокилометровый марш за 2 часа или стопятидесятикилометровый – за 6 часов, то остаётся всё же неясным, которая из историй шибче врёт. Но в любом случае Гвидон должен быть удовлетворён таким активным внедрением своих предложений, имеющих совершенно ясный практический смысл:

И пока сосед на сёлах,

Нивах, пажитях весёлых

Будет зло своё срывать,

Ты успеешь и поспать

И собраться с духом снова

Для отпора им лихого.

Именно так оно и вышло:

“На территории, оккупированной врагом в первые три недели войны, проживало 40 % населения, выпускалось более трети всей валовой продукции страны” [86, с. 287].

“Первые пять месяцев войны были наиболее трудными для Советского Союза. Немецко-фашистские войска вторглись в пределы страны на глубину от 850 до 1200 км, блокировали Ленинград, находились в опасной близости к Москве, захватили Харьков, большую часть Донбасса и Крыма. Гитлеровцами были оккупированы Прибалтика, Белоруссия, Молдавия, почти вся Украина, ряд областей Российской Федерации и часть Карело-Финской ССР. Территория, занятая врагом, превышала 1.5 млн. кв.км. На ней перед войной проживало 74.5 Мч” [87, т. 4, с. 129]. [Мч – это мегачеловек, специальная монархическая единица измерения человеческого компонента, равная одному миллиону человек, аналогично кч – это килочеловек, то есть одна тысяча человек. – прим. Г.П.К.-Э.]

“Ущерб, причинённый гитлеровцами экономике Советского Союза, был чрезвычайно велик. На временно оккупированной к ноябрю 1941 года территории СССР до войны проживало около 40 % населения страны, добывалось 63 % угля, выплавлялось 68 % чугуна, 58 % стали, 60 % алюминия, производилось 38 % зерна, находилось 38 % поголовья крупного рогатого скота, 41 % протяжённости железных дорог страны. Валовая продукция промышленности страны с июня по ноябрь 1941 г. сократилась в 2.1 раза, а производство проката чёрного металла снизилось в 3.1 раза” [87, т. 4, с. 152].

“Производство проката цветных металлов снизилось в декабре 1941 г. по сравнению с июнем в 430 раз, производство шарикоподшипников – в 21 раз” [88, с. 43].

Эти числа, показывающие реальные масштабы срывания зла на сёлах, нивах и пажитях весёлых, производят очень тяжёлое впечатление, если вдуматься в их смысл. Впечатление это смягчается только двумя обстоятельствами: во-первых, можно в них не вдумываться; во-вторых, к этим числам, как и ко всяким числам, следует относиться с крайней осторожностью. Если нет действительной необходимости, то лучше их вовсе не вспоминать; а если уж вспоминать, то относиться критически. Вот, например, сколько людей оказалось на оккупированной территории? Жуков пишет: за три недели – 40 % всего населения (точнее говоря, здесь и далее речь идёт о населении, проживавшем на оккупированной территории до войны; сколько откуда народу было эвакуировано и призвано в армию – секрет). Всё население СССР перед войной, в 1940 г., составляло 194.1 Мч [89]; 40 % от этого числа составляет 77.6 Мч. Хорошо, в “Истории второй мировой войны” мы видели, что за первые 5 месяцев на оккупированной территории оказалось 74.5 Мч. Вот видите, какая ненадёжная вещь – числа! с середины июля до конца ноября 1941 г. к оккупированной территории были примежёваны 2/3 Украины, Крым, ряд областей РСФСР, то есть территория увеличилась, а население, проживавшее на ней до войны – уменьшилось.

Если бы такая замечательная закономерность продолжалась, то нетрудно сообразить: в тот момент, когда линия фронта достигла бы Урала, довоенное население оккупированной территории уменьшилось бы до нуля, а когда фронт приблизился бы к Новосибирску – стало отрицательной величиной, то есть население неоккупированной части СССР не только не уменьшилось бы против прежнего, но даже возросло. Сведения, которые приводит в своей книге Н.А.Вознесенский, полностью соответствуют установленной закономерности. Он пишет:

“Численность населения в период наибольшей оккупации немцами территории СССР, в 1942 г., не падала ниже 130 Мч” [88, с.26].

Вычитая из 194 Мч 130, получим 64 Мч на оккупированной территории, которая к ноябрю 1942 г. увеличилась за счёт примежевания Дона и Северного Кавказа. Это последнее число, как самое маленькое и потому самое благонамеренное, следует считать наиболее близким к истине.

Рекомендация сначала поспать, а потом собираться на отражение неприятельского нашествия, как и другие рекомендации Гвидона, обладает непреодолимым очарованием. Собственно, эта рекомендация основана на обобщении боевого опыта царя Додона, который всегда сначала 10 дней спал, а потом поднимался и смело наносил врагу обиды. И это опять-таки не я один говорю, – все так пишут:

“Согласно планам и расчётам Генерального штаба СССР доукомплектование войск приграничных округов до штатов военного времени должно было завершиться через несколько суток после объявления мобилизации. Следовательно, предполагалось, что от начала мобилизации до открытия военных действий пройдёт некоторое время” [1, т. 1, с. 472].

“Прибытие соединений [5-й армии Киевского особого военного округа] из лагерей в оборонительные районы предусматривалось лишь на третьи-четвертые сутки после начала мобилизации.

[Пример этого объединения, по мнению авторов труда, типичен. Напомню читателям, что на четвёртые сутки вражеские танки уже подходили к Минску и что "История второй мировой войны", процитированная выше, уверяет, что на самом деле в плане значилось четыре часа, которые каким-то фантастическим образом превратились в четверо суток. Воистину, "полна чудес могучая природа"! – прим. Г.П.К.-Э.]

Вся организация обороны государственной границы исходила из предположения, что внезапное нападение противника исключено, что решительному наступлению с его стороны будет предшествовать либо объявление войны, либо фактическое начало военных действий ограниченными силами, после чего советские войска смогут выдвинуться к своим оборонительным позициям и занять их […] Дислокация наших войск в приграничных округах не отвечала задаче отражения внезапного нападения немецко-фашистской армии” [1, т. 1, с. 474].

Что же это: глупость или измена? Билибин в романе “Война и мир” называет такую стратегию “маковщиной”, по имени её изобретателя австрийского генерала Мака; но на самом деле это изобретение, как и все действительно великие и полезные изобретения, сделано русскими и его уместно называть “гвидоновщиной”.

Этот способ ведения войны имеет даже более общее значение, выходящее за рамки чисто военных вопросов о размещении войск для отражения неприятеля. Именно, он указывает, что для защиты границы строительство укреплённых районов, дорог, аэродромов, линий связи, размещение войск не только недостаточно, но нередко невозможно, а ещё чаще – ненужно. Достаточно заселить приграничную полосу многочисленными сёлами, вспахать и засеять роскошные нивы и пажити, понастроить фабрик и заводов – и граница эта будет надёжно защищена. Нападающий враг обычно жесток и глуп: как только он видит материальные ценности или людей, то немедленно забывает о цели своего нашествия и принимается грабить и убивать до тех пор, пока всего добра не уничтожит и всех обывателей не перебьёт. Тогда только он спохватывается и начинает новое наступление. Чем богаче приграничная полоса материальными ценностями и чем гуще она заселена мужичьём, тем больше времени требуется врагам, чтобы всё это добро уничтожить и тем большее время выигрывает абсолютная монархия для перевода страны на военные рельсы и мобилизации всех сил на разгром врага. Кроме того, результатом такой системы является изматывание, истощение ударных группировок врага, который до того устаёт убивать безоружных, что монархические чудо-богатыри забирают его буквально голой рукой. Это не я один говорю; так и официальная история пишет:

“Для того чтобы преградить путь японской агрессии, Коммунистическая партия и Советское правительство провели ряд неотложных мер по укреплению обороны Дальнего Востока, включавших заселение Дальнего Востока и развитие его экономики, перебазирование части Вооружённых Сил СССР к границам Маньчжурии и Кореи, создание укрепрайонов и установление береговых батарей” [1, т. 1, с. 13].

Комитет общественного спасения с ликованием одобряет гениальный план Гвидона. Клеветники России говорят, что это происходит от избытка подхалимства и раболепия, с которым члены комитета одобряют всякое предложение начальства, и уверяют даже, что если б Гвидон, наследуя древнему Калигуле, предложил ввести в состав комитета общественного спасения бурую свинью из известной повести Гоголя, то и это предложение было бы принято с восторгом. Из этого клеветники выводят неодобрительное заключение о свойствах российских государственных совещаний и, в частности, называют комитет общественного спасения комитетом общественной погибели. Они ссылаются на едва не удавшийся заговор генерала Мале во Франции в 1812 году, который явился в наполеоновский сенат и строгим голосом объявил, что Наполеон более не существует, а императором является он, Мале, и сенат, привыкший слушаться начальства, с ним согласился. Из этого примера развращённые демократией люди выводят, что ежели какое учреждение не способно оказывать сопротивления разным безумным предложениям, то оно не может служить опорой власти, и что спрашивать мнения у парламента, способного только одобрять мнения начальства, это всё равно что спрашивать его у эха или зеркала.

Нужно ли доказывать всё безумие подобных заблуждений? Забывают эти ребята-демократы, что беды, нас преследующие, проистекают не от самих ошибочных распоряжений (которых и не так много, как кажется клеветникам), а от разногласий и разномыслия, которое иногда допускается и которое чаще всего имеет предметом распоряжения самые правильные. Ошибочное распоряжение может быть без труда исправлено последующим правильным распоряжением, а вот вред от пререканий ничем не может быть истреблён – это первое. Второе то, что человек, знающий, что всякое его слово непременно будет одобрено, становится смелее и бойчее по части изобретения мер к общественному спасению, в то время как критическое отношение убивает творческую инициативу и вынуждает энтузиастов притворяться трезвыми и холодными. В результате действительно спасительные меры не предлагаются, а выступают на сцену полумеры вроде “расстреливать только по тщательном всех вин рассмотрении”. Третье, наконец, то, что комитет общественного спасения, единогласно одобряя всякое слово императора, обывателям показывает пример твёрдости в бедствиях, а врагам внушает страх. Поэтому практика единогласного одобрения, уже неоднократно выручавшая Россию, заслуживает дальнейшего распространения.