Лисий хвост с бобром седым…

Г. П. Когитов-Эргосумов

Засыпает царь Додон, и музыка рисует нам картину сна. то есть обычного состояния, в котором пребывает российский народ в свободное от междуцарствий время. Не случайно эта музыка затем повторяется в финальном хоре народа, оплакивающего своего любимого вождя и свою горькую будущность, то есть жизнь без Додона, – для русского мужика весь интерес в жизни заключается в том, чтобы отличиться перед начальством, и коль скоро начальство спит, то жизнь делается для него пресной и постылой. Вот эту-то постылость обыдённой жизни и выражает музыка сна, выражает точно и талантливо: раз у людей нет ничего своего, раз всё принадлежит начальству, то всякое дело, даже прямо служащее продолжению существования, представляется неприятной обязанностью, исполнять которую можно только “через не хочу”. Казалось бы, пока спит начальство, то тут как раз и пожить бы в своё удовольствие – но российский обыватель настолько поражён страхом перед будущим, неверием в возможность каких-либо перемен к лучшему, что даже во время предоставляемых ему мирных передышек, оттепелей и разрядок не живёт, а только трепещет в ожидании момента, когда его начнут бить по-настоящему. И, разумеется, непременно дожидается, после чего говорит себе: “Ну вот, зачем было трепыхаться и пытаться начинать жить по-человечески – всё равно пришла эпоха беспросветности и сделала всякую жизнь невозможной и ненужной. Не жили хорошо – нечего и начинать”.

От этого происходит, мне кажется, присущее нам равнодушие к условиям нашего существования, безразличие к работе, отсутствие производительности труда (ибо то занятие, которое у нас, по примеру других стран, называется трудом, ничего не производит). От этого единственный талант, который у нас имеет полную возможность процветать, есть талант хищничества, поскольку для него историческая перспектива и уверенность в завтрашнем дне не только не нужны, но даже опасны. Говорят даже, что самыми крупными хищниками являются сами абсолютные монархи, которые создали на этот счёт даже теорию: “После нас – хоть потоп”, – и говорят основательно, ибо если социальные корни хищничества лежат в положении обездоленных масс, не видящих никакой возможности для надёжного обеспечения своего существования, то как явление социально-психологическое хищничество обильно разливается по всем закоулкам общественного сознания, заражая повально всех: и сытых и голодных, и рабов и господ, и палачей и их жертв… Ухватить с чёрного хода кусок копчёной колбасы и сожрать – вот в чём заключается идеал современного российского обывателя, дальше этого его запросы не идут – его не интересует даже, удастся ли такой же кусок ухватить завтра. Хищничество – в области социально-политических взглядов, легкомыслие – в области наук и искусств и человеконенавистничество – в области этики, отношений между людьми, – вот три источника и три составные части глуповского мировоззрения, и те люди, которые называют эти явления соответственно дружбой, товариществом и братством, просто не дают сёбе труда посмотреть на русский народ отдельно от породившего его начальства.

Существует мнение, что достаточно только оставить обывателя в покое и не мешать ему самому устраивать свои дела, как он бодро возьмётся за работу и мигом создаст такие общественные отношения, при которых молочные реки будут иметь кисельные берега. Существует даже основанная на этом мнении политическая теория, известная под именем теории спасения России посредством бездействия начальства, сторонники которой увещевают начальство как можно больше спать и ни во что не вмешиваться. Позволительно, однако, думать, что мужик, предоставленный самому себе, впадёт в спячку и примется сосать лапу, и что свобода, ограниченная опасением разбудить дремлющее начальство, ничуть не лучше свободы, ограниченной кандалами. Сторонники этой теории уверяют, что если посадить человека на цепь и не дёргать за неё ежеминутно, то такой человек возомнит себя свободным; но мне почему-то кажется, что он не пойдёт дальше представления о свободе сидеть на цепи. Чтобы вывести российский народ из спячки, мало одного сна Додона –

Треба миром, громадою обух сталить,

Та добре вигострить сокиру,

Та заходиться вже будить []

Если же сторонникам счастья на цепи кажется, что революции не осуществляют возлагающихся на них надежд, то отсюда никак не следует несостоятельность самого принципа революционного развития, а только недостаточность тех революций, о которых нам лгали в школе.

Но вот Петушок поднимает тревогу, и наступает очередное прекращение нормального хода жизни. Сон сменяется чрезвычайными мерами, которые хотя и не достигают своей прямой цели, то есть защиты от угрозы, свидетельствуют о заботливости правителя. Мужик же, ощущая, что бедствует больше прежнего, наивно полагает, что от этого выигрывает безопасность отечества. В действительности выигрывают воеводы и прочие лучшие люди, ибо если русский мужик и в мирное время не очень перечил их излишествам, то в обстановке действительной или мнимой угрозы – и подавно. Вот как пишет об этом тот же Г.К.Жуков:

“Налицо был факт неуклонного и быстрого, я бы даже сказал форсированного развития оборонной промышленности.

При этом не следует забывать, что, во-первых, этот гигантский рост в значительной степени достигался ценою исключительного трудового напряжения масс, во-вторых, он во многом происходил за счёт развития лёгкой промышленности и других отраслей, непосредственно снабжавших население продуктами и товарами. Точно так же необходимо иметь в виду, что подъём тяжелой и оборонной промышленности происходил в недрах мирной экономики, в рамках миролюбивого, а не военизированного государства.

Поэтому ещё больший нажим или крен в эту сторону практически означал бы уже переход с рельсов мирного развития страны на рельсы военного развития, вёл к изменению, перерождению самой структуры народного хозяйства, её милитаризации в прямой ущерб интересам трудящихся” [86, с. 206].

Это заключение крупного военного специалиста особенно ценно для нас тем, что мы можем сопоставить его с данными других авторов и извлечь из этого сопоставления выгодные для Российской империи выводы. Например, Н.А.Вознесенский пишет, что в 1940 г. из общего расхода государственного бюджета 174.3 Гр военные расходы составили 56.6 Гр, т.е. 32.5 % [88, с. 132]. [Гр – это гигарубль, то есть миллиард рублей; аналогично Мр – мегарубль, миллион рублей, и кр – килорубль, тысяча рублей, или килограмм рублей. Всё это единицы измерения денежного фактора. Если есть фунт стерлингов, то отчего не быть килограмму рублей? – Г.П. К.-Э.] Следовательно, пока военные расходы не превышают 32.5 %, то мы может быть спокойны и не опасаться милитаризации мирной экономики в ущерб интересам трудящихся, но если только они составят 32.6 %, то тут уж перерождения не избежать. Можно сказать, что величина 0.325 представляет собой монархическую бюджетную постоянную, которая легко позволяет определить, имеем ли мы дело с мирной или военной экономикой. Вот сейчас, например, даже не смотря на пребывание ограниченных контингентов в разных местах, наши военные расходы не превышают 5 % – следовательно, глубоко мирный характер нашей экономики не может быть ни для кого сомнителен.

“В 1939 г. выпуск продукции всей промышленности увеличился на 16 %, а предприятий наркоматов оборонной промышленности – на 46.5 %. В 1940 г. объём военной продукции возрос более чем на треть. Таким образом, военная промышленность развивалась примерно в три раза быстрее, чем вся остальная” [87, т. 3, с. 382].

“По решению ЦК партии наркомат авиапромышленности получил в конце 1939 г. 7 заводов из других отраслей народного хозяйства. Кроме того, к изготовлению авиационных двигателей привлекались машиностроительные заводы. Следовательно, уже в то время начался перевод некоторых гражданских предприятий на производство военной продукции” [87, т. 3, с. 383].

Сопоставляя эти данные с высказыванием Г.К.Жукова, мы можем заключить, что троекратное превышение темпов роста военного производства над общим промышленным производством надо называть просто форсированным развитием, а превышение в 3.1 раза было бы уже перерождением, диспропорционированием отраслей хозяйства. То же самое было бы, если бы вместо 7 заводов было передано 8. Такой счастливый компромисс возможен только в условиях абсолютной монархии, которая основывает свою экономическую политику на знании объективных законов экономики абсолютной монархии, в отличие от конституционных монархий и демократий, которые распоряжаются как бог на душу положит, волюнтаристски и субъективистски.

“Выполнение третьего пятилетнего плана в целом и заданий в области тяжёлой и оборонной промышленности в частности, а также угроза военного нападения на СССР требовали увеличения количества рабочего времени, отданного народному хозяйству. В связи с этим Президиум Верховного Совета СССР 26.06.1940 г. принимает Указ ‘О переходе на 8-часовый рабочий день, на 7-дневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений’ […] Тогда же, в середине 1940 г., Президиум Верховного Совета СССР издал Указ ‘Об ответственности за выпуск недоброкачественной продукции и за несоблюдение обязательных стандартов промышленными предприятиями’. Вводились строгие меры, способствовавшие улучшению руководства предприятиями, укреплялась дисциплина, ответственность и порядок” [86, с. 208].

Напрасно только Жуков не упомянул, что Указ 26.06.1940 г. был принят по инициативе профсоюзов [1, т. 1, с. 419] – все факты, которые положительно характеризуют глуповцев и глуповские порядки, надо повторять, а этот факт как нельзя лучше оттеняет различие между настоящими профсоюзами и профсоюзами монархическими. Настоящий профсоюз защищает интересы трудящихся от посягательств начальства, а монархический защищает интересы начальства от посягательств рабочих… Вот что значат, в переводе на прозаическую речь, слова

– Лисий хвост с бобром седым

Я кладу на каждый дым.

Только слушайте, народы!

Если сами воеводы

Или там под ними кто

Взять захочет лишку что,

Не перечьте: их уж дело.

– Ваши мы. Душа и тело.

И ещё важно отметить, что если в мирное время можно было самовольно уходить с работы, выпускать некачественную продукцию и не соблюдать обязательные стандарты, то в условиях повышенной угрозы ничего этого допускать нельзя. Объявление военного положения настолько ускоряет общественный прогресс, что невольно хочется устраивать его почаще. В этом состоит внутриполитическая причина той внешней политики, которая именуется холодной войной. Экономический нажим на обывателя под предлогом военной угрозы хотя и представляется на первый взгляд политикой антинародной, в сущности служит интересам народа. Наш мужик так ещё глуп, что не понимает неуместности своего стремления набивать брюхо кашей с маслом в условиях, когда тяжёлая промышленность отстаёт, – вот и приходится выдумывать военную угрозу в его же, дурака, интересах.

“Одним из важных актов Советского правительства, давшим в известной степени направление изменениям в государственном аппарате, было постановление от 1.07.1941 г. ‘О расширении прав народных комиссаров СССР в условиях военного времени’.” [87, т. 4, с. 135]

Официальная история не объясняет, в чём именно состояло это расширение и какие ещё были приняты меры в указанном направлении (то есть в направлении усиления единоличной власти отдельных начальников), поэтому поневоле приходится обращаться за разъяснением к опере, гласящей: “Если сами воеводы…”

Невинное, казалось бы, мероприятие, – “лисий хвост с бобром седым”, – на практике оборачивается сторонами далеко не безобидными:

“Проблема кадров в условиях войны стала особенно острой. Призыв в армию, выключение из сферы производства населения, оказавшегося на оккупированной территории, привели к сокращению численности рабочих и служащих с 31.5 Мч к началу 1941 г. до 18.5 Мч к концу года.

Нехватка рабочей силы в ведущих отраслях промышленности восполнялась частично за счёт других отраслей народного хозяйства, введением обязательных сверхурочных работ, отменой очередных и дополнительных отпусков” [87, т. 4, с. 144].

“26.06.1941 г. был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР ‘О режиме рабочего времени рабочих и служащих в военное время’. Этим Указом директорам предприятий промышленности, транспорта, сельского хозяйства и торговли предоставлялось право устанавливать с разрешения Совета Народных Комиссаров СССР как для всех рабочих и служащих, так и для отдельных цехов, участков и групп рабочих и служащих обязательные сверхурочные работы продолжительностью от 1 до 3 часов в день” [98, с. 104].

Это, конечно, очень полезные меры, но при этом они не ликвидировали противоположности и разрыва между лисьим мехом и бобровым. Лисий мех, – это, конечно, да, но бобровый… Бобровый – это совершенно особая статья, а потому

“в целях закрепления рабочих и служащих за военными предприятиями Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26.12.1941 г. все мужчины и женщины, занятые в военной промышленности, были объявлены мобилизованными на период войны, что способствовало стабилизации кадров на предприятиях [Так вот, оказывается, зачем крепостное право в России вводилось! для стабилизации кадров! – Г.П.К.-Э.]. Несколько позже военное положение было введено на железнодорожном, морском и речном транспорте Советского Союза” [98, с. 110].

“По решению Государственного комитета обороны от 8.07.1941 г. в системе Наркомстроя на базе действовавших строительных и монтажных трестов были созданы особые строительно-монтажные части, которые являлись в известной мере военизированными организациями” [87, т. 4, с. 143]. [Интересно бы знать, в какой именно мере военизированными, но официальная история, увы, такими мелочами не интересуется. – Г.П.К.-Э.]

“Для обеспечения промышленных новостроек рабочей силой Государственный комитет обороны обязал Наркомат обороны СССР сформировать в Сибирском и Уральском военных округах 25 рабочих колонн” [87, т. 4, с. 155].

“На угольные шахты, нефтепромыслы, электростанции, в чёрную и цветную металлургию, на строительство и железнодорожный транспорт были направлены строительные батальоны и рабочие колонны численностью 608.5 кч” [87, т. 4, с. 144].

[Особенно мило выглядит порядок, в силу которого царь Додон, как председатель комитета общественного спасения, предписывает Додону же как министру обороны сформировать и направить… Но в том и сила абсолютной монархии, что в ней всё совершается законным образом. – Г.П.К.-Э.]

Что же касается не вполне ясного вопроса, как можно было одновременно формировать и резервы для фронта, и рабочие колонны, то здесь некоторую ясность вносит Г.С.Кравченко:

“Для работы в промышленности, на транспорте и в строительстве из числа военнообязанных (непригодных к строевой службе) создавались строительные батальоны и рабочие колонны. Только в течение второй половины 1941 г. в них было мобилизовано более 700 кч“ [98, с. 110].

“На уборке урожая первого военного года наряду с использованием техники применялся ручной труд. В колхозах тыловых районов страны машинами на конной тяге и вручную было убрано 67 % колосовых культур, в совхозах – 13 % […] Использование коров на полевых работах снижало надои молока” [87, т. 4, с. 145 – 146].