Политические обстоятельства поездки

Николай Жарких

Отчет Лонжюмо полностью уничтожил несторианские интригу и, казалось бы, внес ясность в политическую ситуацию: монголы являются врагами католиков и стремятся их покорить. Но вместе с этой трезвой информацией Лонжюмо наговорил королю и много сказок, в частности, о борьбе Чингис-хана с пресвитером Иоанном и о 800 походных христианских часовен на телегах, которые якобы следуют за ставкой хана. Из этого началась новая интрига, уже чисто католическая: если монголы еще не являются христианами, то их можно обратить в христианство и таким образом подчинить своему политическому влиянию.

На этом месте стоит заметить, что не одни христиане верили в возможность обратить монголов в свою веру. Такие же политические надежды зафиксировал в то время персидский историк Джузджани, который находился в Дели (Индия) и в 1259 – 1260 гг. написал «Насировы разряды» (всемирную историю). В них он много внимания уделил монголам и жадно записывал каждый факт и каждый слух о приверженности монголов к исламу. он возлагал на царевича Берке:

Все войско его состояло из 30 000 мусульман и в войске его была установлена пятничная молитва. Люди, заслуживающие доверия, говорят, что во всем войске его такой порядок: каждый всадник должен иметь при себе молитвенный коврик с тем, чтобы при наступлении времени намаза заняться совершением его (намаза).

На роль исполнителя этого плана король выбрал Рубрука. Он должен был ехать к монголам не как посол короля, а как странствующий проповедник, который хочет поздравить христиан-Чингисидов и проповедовать христианскую веру среди монголов. Конечно, такая мотивация поездки была секретом Полишинеля и очень слабо маскировала ее истинную цель – провести дипломатический зондаж, т.е. выяснить отношение монголов к определенным политическим идеям, не накладывая на себя никаких обязательств. Первым Рубрук должен был посетить сына Бату Сартака и выяснить, действительно ли он – христианин, как продолжал верить король. К Сартаку была адресована и рекомендательная грамота короля, которую вез с собой Рубрук.

Где-то весной 1252 г. (точная дата неизвестна) Рубрук с несколькими товарищами отплыл из Акры (Палестина) в Константинополь (в то время – столицу католической Латинской империи). Здесь посольство по неизвестной причине медлило почти год, и только 7 мая 1253 г. отплыло далее.

21 мая 1253 г. Рубрук высадился в Судаке (в Крыму) и ступил на землю, подвластную монголам. Первый же монгол, которому Рубрук начал объяснять, кто он такой и куда едет, спросил его: «Так вы – посол?» Рубрук, согласно взятой на себя роли, отрицал как мог, но при каждой следующей встрече все повторялось снова. Логика монголов была проста: если иностранец едет к хану, он – посол; а если он – посол, то едет, чтобы заключить мир, а мир монголы понимали не иначе, как иностранный государь признает превосходство монгольского хана над собой и обязуется платить ему дань.

1 августа 1253 г. его принимал царевич Сартак, сын Бату (его ставка находилась в междуречье Дона и Волги). После объяснений Рубрука, что он – не посол и чтения грамоты короля Сартак дал ответ, что он не может своей властью позволить Рубруку остаться в своей ставке и проповедовать христианство, но отдает это дело на усмотрение своего отца – Бату.

Прием у Сартака принес Рубруку горькое разочарование: он убедился, что Сартак – никакой не христианин, а только любит пить кумыс и потчевать им христиан (когда они попадались). Но когда его называли христианином, он сердился и говорил: «Я не христианин, а монгол». Вся его приверженность к христианству кончилась на том, что он взял себе драгоценный Псалтырь, роскошно иллюминированный золочеными миниатюрами, который дала Рубруку «госпожа королева».

…Кто был этот «госпожа королева»? В своей книге Н. П. Шастина пишет:

Рубрук был близок к королю Людовику 9-у и его матери Бланке Кастильской, которая была одной из образованнейших женщин своего времени. Об этой близости к королевской семье свидетельствует хотя бы то, что Рубрук несколько раз вспоминает о подаренном ему королевой Маргаритой псалтыре с прекрасными миниатюрами (с. 15)

Т.е. комментатор колеблется между Бланкой Кастильской (1188 – 1252) – матерью Людовика 9-го и Маргаритой Прованский (1221 – 1295) – его женой. Но если близость Рубрука к Маргарите обосновывается упоминанием о Псалтыре, то откуда следует близость к Бланке?

Рубрук сопровождал короля в походе на Египет; достоверно известно, что он находился в Дамиетте (см. ниже раздел «Французские реалии»). Где он находился во время похода на Каир – неизвестно. Если бы я писал исторический роман, я бы оставил его в Дамиетте при беременной королеве Маргарите и дал бы ему какую-то почтенную роль. Например, во время паники после поражения Маргарита приказала ему остановить беглецов, и он, взяв драгоценный псалтырь как верительную грамоту королевы, остановил корабли храбрых генуэзцев (или отважных венецианцев) для организованной эвакуации. Тут он и получил этот псалтырь как награду…

Конечно, могло быть и так, что этот Псалтырь он получил уже в Акре при подготовке к поездке. Одним словом, я склоняюсь к мнению, что эта книга принадлежала Маргарите, а не Бланке (следует обратить внимание, что Бланка умерла еще перед отъездом Рубрука, и если бы он думал о ней, то написал бы «покойная госпожа королева»; поскольку этого нет, то это – дополнительный штришок в пользу Маргариты. Но как каждый аргумент ab silencio, он очень слабый).

Рубрук переправился через Волгу и через 9 дней попал в ставку Бату. Его привычно называют «золотоордынским ханом», но следует помнить, что хан – это император, правитель независимого государства. Бату в истории с Рубруком повел себя не как независимый правитель, а как примерный верноподданный, губернатор области: он передал дело на волю хана Мункэ.

За то относительно недолгое время, проведенное в европейской части Монгольской империи, Рубрук выяснил, что проповедь католичества среди татар натолкнулась на неожиданное затруднение: русские, греки и аланы – православные христиане, которые уже жили среди татар – были убеждены, что тот, кто пьет кумыс, не сможет спасти душу; обряд отпущения грехов после невольного питья кумыса выглядел так, будто человек заново приобщался к христианству. Поскольку жить татарским образом жизни и не пить кумыс было невозможно, проповедь Рубрука не могла иметь успеха. Хотя сам он вовсе не считал кумыс за какой-то грех, он никого не мог убедить, и из-за этого обычая католицизм не имел шансов утвердиться в западной части Монгольского государства, где было много православных.

Уже в ставке Сартака Рубрук встретился с достаточно многочисленной корпорацией несториан, представители которой занимали высокие посты при дворе. Чем дальше он ехал на восток, тем больше встречал несториан. И в кочевой ставке Мунке, и в Каракоруме он увидел достаточно организованные несторианские общины, которые вели борьбу за влияние при дворе с общинами мусульман и буддистов. Рубрук со своим католицизмом был уже четвертым в этой очереди претендентов на влияние. Хотя он имел несколько встреч с Мункэ и даже принял участие в богословском диспуте, организованном по приказу хана, никакого интереса к католической вере хан не показал.

Просьба Рубрука остаться на долгое время при ставке хана даже не рассматривался: ему была передана воля хана, чтобы он ехал обратно. Во время приема повторилась уже известная история: Рубрука спрашивали, от которого короля он является послом и не хочет ли тот король признать верховенство хана. Рубрук снова и снова объяснял, но когда дошло до составления письма от Мункэ к Людовику, то в ней Рубрук все равно был поименованных послом (он специально добивался, чтобы это место письма изменили). Суть письма Мункэ была та же, что и других писем монгольских ханов к европейским властителям: или подчиняйтесь нашей ханской власти, или мы пойдем на вас войной.

Итак, хотя Рубрук формально не был послом, но ответ, который он привез, был дипломатической заявлением.

Хорошо раозбравшись в обстоятельствах при монгольском дворе, Рубрук пришел к решительному выводу, что всякие попытки проповеди католицизма здесь напрасны: во-первых, потому, что монголы не были примитивными язычниками, а имели свою собственную религию, довольно богатую теоретическим содержанием, во-вторых, потому, что влияние несторианской, мусульманской и буддийской общин при дворе далеко превышал все возможности католиков.

На обратном пути, находясь в городе Ани в Армении, Рубрук встретил миссию в составе пяти монахов-доминиканцев, которые имели письма от римского папы к Сартака и Мункэ. Они собирались проповедовать католичество среди татар, но Рубрук подробно объяснил им безнадежность этого дела. Под влиянием его сведений миссия изменила свои планы.

Когда Рубрук доехал до Палестины, от узнал, что король уже вернулся во Францию. Провинциал ордена францисканцев по неизвестным нам причинам не разрешил ему ехать во Францию, чтобы лично отчитываться о поездке. По его приказу Рубрук должен был остался в Акре. Поэтому он составил письменный отчет для короля, который мы теперь изучаем. Так не названный Рубруком провинциал послужил к появлению драгоценного исторического источника.

Новый английский перевод Петера Джексона (1990) содержит важную поправку: Рубрук пишет о своем спутнике Госсете, что он – «тот, кто привез письмо [королю]». Предыдущий английский перевод В.Рокхила (1900) и русский перевод А.Малеина (1911, 1957) подают: «везший подарки [Сартаку] Госсель». Если принять эту поправку, мы имеем указание на посланца от Рубрука к королю.