Посольство Андре Лонжюмо

Николай Жарких

Однако для нашей темы наиболее существенным было прибытие двух несториан – Давида и Марка – в качестве «монгольских послов» к королю Людовику. Они прибыли в Никозию (Кипр) 20 декабря 1248 г. и здесь встретились со своим давним знакомым – Андреем Лонжюмо (André de Longjumeau). Брат Андрей познакомился с ними во время своей предыдущей поездки к монголам в лагере возле Карса (видимо, в 1246 г.).

«Послы» пояснили, что их прислал монгольский генерал Эльджигидей (или Эльчидай, наместник в Иране), который действовал по приказу хана Гуюка. Они принесли «письмо Гуюка» к Людовику, в котором хан, вместо привычных для всех подобных писем требований признать свою верховную власть, желал королю успехов в войне с мусульманами и отмечал, что латиняне, греки, армяне, несториане, яковиты и вообще все, кто поклоняется кресту, одинаково пользуются его милостями и являются в его глазах одним сообществом. Того же он требовал от государя короля.

Послы сообщили, что хан Гуюк и 18 других царевичей обратились в христианство и что Эльджигидей также с давних пор является христианином.

И в сердце льстец всегда отыщет уголок

- говорят писатели, и в нашем случае сюжет басни был разыгран на все 100 %.

Лучшего кандидата на звание филькиной грамоты, чем это письмо, трудно подыскать. Во-первых, никакому скороходу не хватило бы ног сбегать в Каракорум, получить там от настоящего Гуюка настоящее письмо и вернуться назад за 33 дня (17 ноября – 20 декабря 1248 г.). Во-вторых, все настоящие письма всех монгольских ханов всегда начинались и заканчивались на одном: тот, к кому адресовалось письмо, должен был признать себя подданным монгольского хана. В-третьих, подробное перечисление мельчайших осколков христианства показывало бы какую-то неслыханную осведомленность Гуюка в этом незначительном вопросе, что также должно было бы насторожить французов.

На самом деле смысл этой филькиной грамоты однозначно указывает, что написали ее сами «послы» (1, они как несториане были хорошо знакомы с христианскими конфессиями, распространенными на Ближнем Востоке, 2, требование уравнивания несториан с латинянами было в интересе одних только несториан и именно от них исходило, 3, желание, чтобы король воевал с мусульманами, было в политическом интересе всех ближневосточных христиан, и несториан в том числе). Давид и Марк говорили, что они услышали о прибытии короля на Кипр от султана Мосула (это 900 км от Никозии, и следует предполагать, что именно здесь и сложился план этого «посольства», здесь была написана филькина грамота).

Принимал ли участие в этой затее Эльджигидей, как говорили «послы»? Он слишком хорошо знал, что фальсификация ханского письма в Монгольской империи не поощряется, а скорее наказывается. Приходится читать, что Эльджигидей был заинтересован направить Людовика в Египет потому, что сам он собирался захватить Багдад, и поэтому, мол, он поощрял Людовика напасть на мусульман. Это звучит не слишком убедительно. Намерение Людовика воевать с мусульманами было хорошо известно, и для поощрения этой войны достаточно было ничего не делать; между войсками крестоносцев и монголов лежала Сирийская пустыня, и не было никакой опасности их столкновения (потому и согласовывать действия не было нужды). Поэтому я думаю: Эльджигидей не только не начинал этого «посольства», но даже не знал о нем. Оно было интригой Давида и Марка, которые представляли самих себя и никого больше (ну, каждый международный авантюрист всегда рассчитывает, что его самовольные действия придутся по душе тем или иным политическим силам, но отсюда не следует, что такие действия были заранее согласованы с этими силами).

И вот король, вместо того чтобы дать «послам» по 20 плетей и запретить им появляться у крестоносцев – вместо всего этого король празднует с ними Рождество Христово, помогает им встретиться с папским легатом Иудой де Шатору (Eudes de Chateauroux) и составляет ответ на их письмо!

Вещуньина с похвал вскружилась голова…

Еще бы! Получить такого мощного союзника! Который хочет воевать с мусульманами! Уничтожить мусульманство целиком! Распространить христианское царство вплоть до Китая! Привести хана и его вельмож, которые уже и сами признали христианство, к повиновению римскому папству!

И на приветливы Лисицыны слова

Ворона каркнула во всё воронье горло!

26 января 1249 г. Давид и Марк поехали с Кипра домой. Вместе с ними отправились французское посольство во главе с Андреем Лонжюмо (по другим данным, Андрей отправился 16 февраля 1249 г.). Послы везли подарки и письмо к хану Гуюку. Брат Андрей отправился навстречу своей смерти.

Рубрук в своей книге неоднократно подчеркивал: ложных послов монголы убивают. А как узнать, настоящий посол или ложный? Ну, если он привез ответ на письмо, которого хан не отправлял, то его явно признают ложным (еще и с вещественным доказательством).

Андрея спасло чудо – пока он добрался до ставки хана, Гуюк умер. Точная дата его смерти неизвестна, но общепринято, что это случилось в 1248 году (есть известие, что . Я в такую раннюю дату не верю. Совершенно невероятно, чтобы в Иране и на Ближнем Востоке в конце 1248 г., то есть через 7 или 8 месяцев, не знали о его смерти. А если знали, то вся интрига Давида и Марка была не только бессмысленной, но и явно опасной для интриганов.)

Андрей прибыл в ставку в начале 1250 г. и был принят регентшей Огул-Гаймиш (вдовой Гуюка). Подарки, которые он привез, монгольское правительство восприняло как дань, а вместо условий союза против мусульман Андрей услышал требование, чтобы король признал верховную власть хана. Позитивом было то, что голову ему не отрубили (хотя основания для этого были).

Приходится читать, что Огул-Гаймиш была дура, не поняла значения посольства и своим ответом разрушила большие перспективы политического сотрудничества монголов и католиков. Сравнивая ее ответ с тем, что писали монгольские ханы в адрес католиков до нее и после нее, следует признать, что ее позиция была точным повторением общей позиции всех руководителей Монгольской империи; иной ответ не нашел бы поддержки среди монгольской элиты и все равно не имел бы влияния на политику (был бы денонсирован, как говорят современные дипломаты).

Сколько времени французский посол провел в ханской ставке – точно неизвестно. Исходя из того, что в апреле 1251 г. он уже был в Палестине, он выехал в обратный путь не позднее октября 1250 г. (Плано Карпини за 6 месяцев сумел доехать из Каракорума в Киев, а обратный путь Рубрука занял целый год; на этом основании я считаю, что для переезда из Монголии в Палестину нужно было не менее 6 месяцев. Другой способ расчета заключается в измерении расстояния – где-то 5500 км – между Палестиной и центром Монголии. Поделив это расстояние на длину дневного перехода – 30 км – получаем 183 дня, т.е. те же 6 месяцев).

Вместе с тем приходится читать, что он уехал вскоре после избрания ханом Мункэ. Каково основание такого датирования – мне неизвестно, кажется, источником здесь является фраза в 30-й главе книги Рубрука:

Итак, по смерти Кена был по желанию Бату избран Мангу, и он был уже избран, когда брат Андрей был там.

Мункэ был избран двумя курултаями – один состоялся в начале 1251 г., второй – 1 июля 1251 г. Даже предполагая, что Андрей был свидетелем первого курултая, все равно возникает противоречие с очень ранней датой его прибытия в Палестину.

6 апреля 1251 г. Андрей Лонжюмо с товарищами предстал перед королем в Цезарее (Кесарии Палестинской – ныне городище в Израиле на берегу моря). Король был очень разочарован таким провалом – ведь после поражения собственного войска союзник был ему еще нужнее, чем перед походом.

Письменный отчет о посольстве Лонжюмо неизвестен, возможно, он и не был написан, поскольку посол отчитывался лично королю. Несомненно, что при этом присутствовал Рубрук, поскольку он неоднократно упоминал сведения, полученные от брата Андрея, и подчеркивал, что все они соответствуют его собственным наблюдениям.