Начальная страница

Николай Жарких (Киев)

Персональный сайт

?

Где же элементы будущего?

Г. П. Когитов-Эргосумов

– Послушай, Диметил Иванович, где, по-твоему, в нашем отечестве находятся элементы будущего? – спросил я однажды Сульфоксидова.

– Ты обратился не по адресу, – ответил он. – Вот был у нас поэт, который хвастался, что он-де на сажень под землёй видит – вот у него бы и спросил.

– Это тот, который видел, как из-под земли коммуны дома прорастают? – Сульфоксидов кивнул головой. – Но, душа моя, ведь это он врал, а мы с тобой договорились не принимать явного вранья в расчёт. Я спрашиваю серьёзно.

– Ну, если серьёзно, то я расскажу тебе одну историю, вроде притчи, но между тем доподлинно совершившуюся. Дело это, строго говоря, секретное, но поскольку оно было за пять губернаторов до нынешнего, то я думаю, уж можно рассказывать. Так вот, поступила к тогдашнему губернатору бумага, – от кого именно, неизвестно, так как никто её не видел, – что будто бы озеро Байкал во множестве содержит в своих водах золото и алмазы. И вздумал тот губернатор эти сокровища извлечь. Первым делом он, естественно, обратился к нам, в департамент отделения золота от алмазов, с просьбой разработать технологию извлечения. А поскольку речь шла о настоящем золоте и настоящих алмазах, то есть валютных резервах, то столь же естественно, что все работы велись секретно. Вот собрал наш директор секретное совещание и говорит: “Товарищи, перед нашим департаментом поставлена задача отделения байкальского золота от байкальских алмазов. У кого есть предложения? “ – и первым делом обращается ко мне. Я тогда был помоложе, врать не умел и говорю: “Прежде чем отделять, надобно знать, сколько в байкальской воде золота, сколько алмазов и сколько там ещё чего; а ещё прежде неплохо бы удостовериться, подлинно ли существует тот предмет, который мы хотим отделять. Откуда, собственно, нам известно, что там это золото есть?” Директор мне и отвечает: “Этих данных мы не знаем и разглашать не можем, потому что они секретные. Наше дело – разработать методы и представить их на усмотрение, а там выберут подходящий”. Тут начали предлагать методы. Профессор Амвросий Амбруазович Выбегайло (он тогда служил в нашем департаменте) предложил сыпать в северном конце Байкала в воду поваренную соль и тогда будто бы всё золото соберётся в этом северном конце, а все алмазы – в южном, и будто бы он неоднократно делал такие опыты. Профессор Амфилохий Акакиевич Выпирайло (он тогда тоже служил в нашем департаменте) предложил добавить в Байкал азотной кислоты в таком количестве, чтобы она окислила и растворила золото, которое после этого, как он выразился, “может быть извлечено обычными химическими методами”. Профессор Агапит Агамемнонович Выпихайло (и он тогда служил в нашем департаменте) предложил просто профильтровать весь Байкал через марлю, на которой останется всё золото и все алмазы; для этого он предложил рядом с Байкалом вырыть пруд, в который сливать отфильтрованную воду, а когда всё озеро вычерпают до дна, то перекачать воду обратно.

– Ну, и чем же кончилось это дело? – спросил я.

– Тем, чем обычно у нас все дела кончаются, – ответил Сульфоксидов, – того губернатора, который был за пять губернаторов до нынешнего, сменили и прислали того, который был за четыре губернатора до нынешнего. Тут же оказалось, что и общественность против, и газеты против, и академик Разгоняйло ещё когда предупреждал… Губернатор велел озеро Байкал охранять, как жемчужину природы, а золото и алмазы, якобы в нём обретающиеся, пусть, сказал, послужат валютным резервом нашим потомкам.

– Ты обещал притчу, но мне смысл её неясен. В том ли он состоит, что у нас никакая научная теория не может получить окончательной оценки прежде смены губернатора?

– Нет, не в этом. Смысл её в том, что никакое научное исследование вопроса невозможно, если относящиеся к нему экспериментальные данные секретны и специально скрываются от исследователя. Ты спрашивал меня об элементах будущего; но что я могу ответить, кроме той лжи, которая тебе и так известна, если никаких фактических материалов о них нет? Чему равен у нас прожиточный минимум?

– Не знаю, – ответил я. – Когда-то, лет пятнадцать назад, кто-то мне потихоньку говорил, что будто бы он составлял тогда 140 рублей в месяц. Но наверно, это были какие-то неблагонамеренные расчёты, потому что минимум заработной платы составлял тогда 60 рублей. А как сейчас – я и вовсе не знаю.

– Вот видишь! а что ты знаешь о том, сколько мы покупаем хлеба за границей и сколько продаём? а чему равен акциз на водку? и этого не знаешь? а сколько он приносит стране дохода? а сколько денег в год потребляет наше телевидение и откуда оно эти деньги берёт? а чему равна себестоимость сливочного масла? – я только пожимал плечами. – Чтобы отвечать на поставленный тобой вопрос, не лишне бы всё это в точности знать, а не плечами пожимать.

– Ты как-то чересчур уж сухо подходишь, всё тебе числа да числа подавай. А не могли бы мы, любя Россию, как-нибудь так ответить, сразу, минуя анализ фактов? Конечно, мы столько лет любили Россию, не задаваясь вопросом, что же это за предмет, который мы любим, и какими он обладает свойствами, что теперь не худо бы нам взять и посмотреть, что представляет собой предмет нашей любви… Но это дело долгое, может, и жизни на него не хватит, а ответ знать всё же хочется.

– Любить Россию ты можешь, – наставительно сказал Сульфоксидов, – но только так, чтоб никто не мог сказать, что ты любишь её больше ныне здравствующего монарха. А раз он любит Россию больше всех, то и ответ, основанный на любви, у него выйдет наиболее достоверным.

– Да помилуй, ты же сам только что сказал, что это враньё!

– А я и не говорил, что ответ выйдет правдивый, я сказал только “наиболее достоверный”.

К сожалению, нельзя не признать правоту Сульфоксидова. В том пёстром смешении самых разных и удивительных общественных отношений, который продолжают называть монархией, да ещё и развитой, и относительно которой продолжают утверждать, что это-то именно и было предсказано чуть ли не библейскими пророками, к этому-то и стремились (хоть уж совсем ничего общего с первоначальным проектом не осталось), – в этом конгломерате действительно очень трудно разобраться; даже наиболее образованные люди, которые чаще других задумываются о судьбе России и которые чаще других повторяют, что-де все всё понимают, – и те затрудняются указать, кто же эти все и в чём именно состоит то всё, что они понимают. Короче говоря, предшественников в исследовании социальной структуры России у нас нет (если не считать заведомых лгунов) и наследия по этой части мы никакого не получили (если опять-таки не считать заведомой лжи, которая более мешает, чем помогает в работе). Всё надо начинать сначала, вплоть до установления единого взгляда на вопрос о неуместности людоедства и гнусности клеветы. Мы так привыкли повторять слова машинально, не вникая в их смысл и не соотнося их со своей жизнью, что удивляемся всякий раз, когда видим, что слова могут иметь какое-то значение. Ни одного слова, ни одного понятия мы не должны использовать, пока не уясним себе отчётливо его действительного и его лгательного значений. Это всё равно что заново учиться говорить, но без этого заведомо никакой прогресс невозможен.

Из того немногого, что в нынешней России выяснилось вполне, на первом месте стоит, конечно, абсолютная монархия. Вопрос “составляет ли она элемент будущего” равнозначен вопросу “кому она приносит выгоду, кроме самого монарха и небольшого круга придворных”. На вопрос: “Зачем нужна абсолютная монархия в России?” – обычно отвечают: “Для того, чтобы защищать Россию от других таковых же монархий. Поскольку нет в мире большего счастья, чем быть подданным российского монарха, и большего несчастья, чем быть подданным какого-нибудь другого монарха (не говоря уже – гражданином демократии), то российская монархия приносит счастье целым народам”. На вопрос: “Да зачем же другим монархиям нападать на Россию? И зачем они существуют?” – обычно отвечают: “Существуют для того, чтобы защищать своих подданных от нападения России; а нападать на Россию они стремятся по злобе своей: им самим плохо, вот они хотят, чтоб и нам было плохо”. Если вникнуть в логику этих ответов, то выйдет, что абсолютная монархия существует для того, чтобы существовала абсолютная монархия, иными словами, она есть венец творения или предмет, который в процессе саморазвития абсолютной идеи получил наиболее полное и совершенное выражение. В качестве венца творения абсолютную монархию необходимо отнести в разряд элементов настоящего, но никак не будущего.

Абсолютной монархии обычно сопутствует дополнение в виде новой исторической общности людей, или единого российского народа. Это понятие вообще не является элементом чего бы то ни было, так как основано на лганье о том, что национальный вопрос в России решён, и состоит из лганья о том, что нынешняя, то есть мудрая национальная политика исключает возможность “национального вопроса”. Всякий человек, размышляющий над действительным, а не лгательным значением выражения “служение своему народу”, неизбежно приходит к идее национальности, и эта идея способна ободрять его и придавать смысл его деятельности. Поэтому я полагаю, что национальное развитие составляет элемент будущего.

Далее, всякий народ состоит из людей всякого роду и звания; прежде всего тут, конечно, слуги народа и жрецы новой религии, потом разного сорта крепостные мужики, потом вольнонаёмные, и т.д., и т.п., – словом, всё то, что называют социальными слоями общества. Существование социальных слоёв нельзя отрицать, и поэтому лганьё в этом направлении не идёт дальше отрицания противоречий в интересах и целях отдельных слоёв. Понять, что в нашей социальной структуре способно развиваться, а что уже развилось и способно скорее загнивать, без фактических наблюдений совершение невозможно. От того высказывать своё мнение по этому очень ответственному вопросу я воздержусь, что не соврать самому и не ввести в соблазн тех, кто дочитал моё раболепие до этой страницы. Повторю только ещё раз, что вопрос этот – самый важный и наименее изученный, поскольку даже теоретические предпосылки его разработки неясны.

Увы! надо признаться, что идейное и умственное обнищание России дошло, наконец, до того, что мы не имеем не только общепринятой теоретической модели нашей истории и нашего нынешнего “развития”, но даже готовой лжи на этот счёт. То жизнерадостное, ликующее свинство, которое питало и нашу литературу, и наше искусство, и нашу историографию на протяжении целого ряда лет и которому, казалось, конца-краю не будет, утрачено ныне безвозвратно. Раньше мы лгали с лёгким сердцем, в уверенности, что

Враньё нам строить И жить помогает,

и потому продукты этого вранья носят всё же некий отпечаток личного отношения к предмету, человеческих чувств, что и даёт возможность относиться к нему снисходительно. Теперь же мы врём формально, сухо, тяжеловесно, словно неприятную обязанность выполняем. От этого слова уже на парят в воздухе, а едва переваливаются через губу, да так и повисают на подбородке. Вот, например, в 1970 году как писали:

“Советский Союз был вынужден принять предложение Германии. Советско-германский договор о ненападении был подписан 23.08.1939 г. сроком на 10 лет. Это, несомненно, был крупный успех советской дипломатии” [98, с. 72].

Извольте видеть: с одной стороны – были вынуждены, с другой – крупный успех. И это уживается не то что в разных книгах разных авторов, и даже не в разных книгах одного автора, и даже не на разных страницах одной книги, а прямо-таки на протяжении трёх строчек. Спрашивается: ну разве можно, действуя подобным образом, хоть кого-нибудь обмануть?

Было время, когда можно было обманывать и обманываться тем, что движемся мы к светлому будущему, которое и наступит в ночь с 31 декабря 1979 года на 1 января 1980 года (смотрите не проспите!) Потом наступило время, когда надо было верить, что движемся мы таки к светлому будущему, о времени наступления которого будет сообщено дополнительно. Потом, когда выяснилось, что от других стран Россия отстаёт в техническом отношении лет на тридцать и что эта отсталость всё более прогрессирует, стали говорить, что светлое настоящее, в котором мы уже живём, гораздо лучше любого будущего, и потому вопрос о его наступлении отпадает. Все эти теории, сменившие друг друга на глазах одного поколения, совершенно никуда не годятся: ни для объяснения фактов, ни для обмана. Вот живём мы без теории и мучительно размышляем, возможно ли существование общества, в котором не было бы никакой теории (слово “теория” в данном случае равнозначно понятиям “историческая перспектива”, “вера в будущее”, “цель жизни”). Теоретики новой религии явно изолгались вконец и находятся в величайшем затруднении: какую бы выдвинуть новую идею, которая могла бы всех обмануть? Следовательно, наступает период, когда каждый должен жить своим умом, – период, в котором социальная значимость лжи снижается, а значимость истины повышается. Такой взгляд на нашу жизнь, который указал бы нам действительные причины, размеры и последствия пережитых нами бедствий – тоже является элементом будущего.

Будущее России не в “подтягивании” трудовой дисциплины, не в шапкозакидательском оболванивании школьников и не в примежевании уездного города Герата к Российской империи, – будущее России в этике деятельной любви к людям, в признании жизни человека высшей и абсолютной ценностью и в людях, сознающих свою ответственность за судьбу родины.