История обычая
Николай Жарких
Проанализировав обычай предсмертного пострижения со всех возможных сторон, остается написать теперь его историю в узком смысле – то есть объяснить, почему и как возник этот обычай, как распространялся и почему исчез.
Здесь наши источники отказываются служить нам: ни в одном из них нет никаких объяснений по этому обычаю, и мы не имеем понятия о том, какими соображениями руководствовались люди, которые ему следовали.
Поэтому нам остается идти путем предположений, которые не имеют непосредственной опоры на источники.
Этот обычай выглядит как своеобразная православная хинаяна. Напомню: хинаяна – это понятие в буддизме, которое (упрощенно) означает «узкий путь к спасению». Согласно этому учению, спастись (достичь нирваны) могут только буддийские монахи. Миряне же, которым не удалось стать монахами, должны надеяться, что в одном из следующих перевоплощений они таки станут монахами…
Итак, можно предположить, что в православии тоже было течение, утверждавшее, что попасть в царство небесное, в рай могут только монахи, схимники, люди, которые отказались от греховного мира. Такая теория никогда, кажется, не была категорически сформулирована – теория монашества всегда останавливалась на том, что хотя монахи и стоят ближе к царству небесному, доступ к нему открыт и для мирян (ну, если они будут дарить монахам по 600 Мерседесов в год, строить для них кумирни такие высокие, чтобы из них было видно Москву, участвовать в их камланиях и падать ниц перед их идолами…).
Проявления этой половинчатой теории мы можем увидеть и в истории с пострижения Василия 3-го: те, кто отрицал постриг, ссылались на пример Владимира Великого, который умер не в монашестве, а в рай попал (ну, они имели, видимо, выписку из райских сведений…).
Повторюсь: для утверждения о существовании такого течения нам не хватает теоретического трактата на эту тему.
Относительно источника этого обычая могут быть два предположения: 1, что он возник прямо на Руси; 2, что он был откуда-то заимствован.
Против первого предположения достаточно решительно выступает тот факт, что обычай возник практически одновременно по всей территории Древней Руси (только во времени после Батыя он сконцентрировался в северо-восточной Руси). Почему обычай, возникший, например, на Волыни, должен быть авторитетным для Владимиро-Суздальского княжества и Новгорода – неясно.
Против местного источника говорит и хронология – обычай распространился со скоростью почти телеграфной, и трудно удержаться от соблазна предположить существование циркуляра киевского митрополита, разосланного по всем епархиям с изложением этого обычая.
Но распространение этого обычая по каналам церковных связей не выглядит единственной возможным вариантом. Можно так же предположить, что он распространялся по линиям межкняжеских связей. Наши источники или не указывают, кто был инициатором пострижения – мирянин-правитель или духовенство, или акцентируют на воле правителя (которому иногда возражают другие миряне – придворные, но никогда – духовенство).
Активной, инициативной роли представителей духовенства мы в этих случаях не видим, и в 16 в. царское самовластие доходит до того, что царь Иван 4-й «приказал себя постричь» (Новый летописец). Духовенство просто выполнило этот приказ – так же как оно выполняло другие царские приказы.
Итак, несмотря на церковный характер церемонии, мы совсем не видим, чтобы духовенство способствовало распространению этого обычая, так же как не видим и возражений или препятствий с его стороны.
А что же можно предположить для внешнего источника?
В поисках его следует прежде всего отклонить предположение о возможности заимствования обычая из православных стран Балкан и Кавказа. Известные из Хронографа случаи пострижения сербских правителей (в данном случае для нас не важно, были ли они реальными или только литературными) – не могли служить примерами хотя бы потому, что на Руси этот обычай зафиксирован раньше, чем произошли (в действительности или на письме) сербские случаи.
Единственный кандидат на внешнее духовное влияние на древнюю Русь – это Византия.
Соблазнительным выглядит предположение о примере императора Мануила Комнина (1118 – 1180, правил в 1143 – 1180 годах). По сообщению Никиты Хониата, он перед смертью принял монашество под именем Матфея (умер Мануил 24 сентября 1180 г.).
Его 37-летнее относительно счастливое правление могло выглядеть настоящим золотым временем, особенно на фоне его мизерных наследников (за следующие 24 года, до 1204 г., на престоле сменилось целых шесть императоров – пока не пришли крестоносцы и не разогнали этот балаган).
К тому же Мануил поддерживал достаточно тесные связи с Русью, которые отразились преимущественно в византийских источниках, но немного есть и в наших. Знали ли на Руси о его пострижении и произвело ли оно какое-нибудь впечатление – однозначно сказать трудно. Хронограф о его правлении ограничивается простым упоминанием его имени.
В Московии существовала специальная повесть о греческом царе Мануиле [Брюсова В. Г., Щапов Я.Н. , царе греческом; Приложение: «О чюдном видении Спасова образа како явися благоверному царю греческому Мануилу, еже он же написа». – Византийский временник, 1971 г., т. 32, с. 85 – 103], но:
1, она была написана только в конце 15 в. в Новгороде, после завоевания этого города Москвой;
2, сведения о Мануиле там такие расплывчатые, что нельзя решить, о каком императоре говорится (вероятно, и сам автор повести этого не представлял);
3, ни о пострижении, ни о смерти императора там речь не идет.
Одним словом, эта повесть к нашей теме не относится.
Вместе с тем предположение о примере Мануила Комнина для Руси встречает и серьёзные осложнения, первое из которых – очень малое время между смертью Мануила и первыми задокументированными предсмертными пострижениями на Руси, заставляет предположить уже упомянутую телеграфную скорость распространения обычая.
Предшественники Мануила – Алексей и Иоанн Комнины – монашества не принимали. Для 11 в. мы имеем в истории Византии целую массу примеров, когда свергнутых императоров принудительно постригали в монахи (об этом и их Хронографа можно было узнать), но это, конечно, совсем не то, что добровольное пострижение перед смертью.
(Принудительное пострижение было известно в древней Руси: примеры Судислава Владимировича (1059), Игоря Ольговича (1146), Рюрика Ростиславича (1204) показывают, что здесь опыт Византии был известен. Далее этот обычай исчезает до «возрождения» в Московии в конце 15 в. (принудительное пострижение князей Патрикеевых) и активно используется в 16 – 17 вв. Но это – не наша тема.)
Распространение обычая предсмертного пострижения на Руси, как я уже отмечал, несколько напоминает распространение христианства. Этот обычай распространяется прежде всего среди правителей: князей и посадников. Возможно, что этот обычай воспринимался как атрибут власти (случаи пострижения лиц, которые не были носителями власти, довольно немногочисленны). Приняв это предположение, мы можем объяснить себе распространение этого обычая в течение 13 – 1 пол. 15 в. (а мы разве не князья?). Сокращение бытования этого обычая в 2 пол. 15 и особенно в 16 в. находит объяснение в ликвидации мелких княжеств, местных династий, в сокращении социальной базы обычая. Круг лиц, которым приличествует (согласно этому предположению) предсмертное пострижение, свелся к московскому великокняжескому роду, и соответственно с сокращением его численности приходил в упадок и обычай.
Общей особенностью было то, что обряд пострижения выполняло самая высокая духовное лицо из числа присутствующих – митрополит или епископ, что также придавало обычаю характер определенной социальной привилегии. В тех случаях, когда участие епископа не зафиксировано, следует догадываться, что обряд выполнял игумен того монастыря, где лицо принимало пострижение (или монастыря, приближенного к княжеской семье). Заметим, что для Новгорода мы не имеем ни единого упоминания об участии архиепископа в этом обряде (несмотря на довольно многочисленные случаи, зафиксированные в существующих источниках).
А где же историография – спросит читатель. Мне специальные работы по данной узкой теме неизвестны, а попутные упоминания я цитировал на соответствующих местах.